(1)
Да вот же в Киеве место освободилось! Так Одесское высшее общевойсковое командное училище летом 1965 года стало Киевским, разместившись в городке, который освободился после расформирования ККТУ.
Прибывшие из Одессы курсачи были весьма такому повороту судьбы не рады. Они писали на стенах: «Лучше Одесса с триппером, чем Киев с каштанами».
В тот самый момент, в августе 1965 года, я поступил в Киевское ВОКУ. Готовили там серьезно. Окончил с отличием. Освобождал Чехословакию от тлетворного и пагубного влияния капитализма. По возвращении получил назначение в 145-й гвардейский Будапештский учебный мотострелковый полк 66-й гвардейской Полтавской Краснознаменной дивизии Прикарпатского военного округа - в/ч 44746.
Назначение в учебную дивизию было в наше время поощрением и повышением. В линейных частях взводному потолок - старлей, ротному - капитан. В учебных частях взводный - капитан, ротный - майор. И должностные оклады в учебных частях и соединениях были выше.
Полк мой именовался мотострелковым, но готовил сержантов для разведывательных подразделений и частей мотострелковых и танковых дивизий Прикарпатского военного округа и двух групп войск: Центральной и Южной, то есть для советских войск в Чехословакии и Венгрии.
Подготовка была, мягко говоря, свирепой.
В то время главной задачей разведывательных подразделений и частей в бою был поиск и уничтожение ядерного оружия противника и средств его доставки. Разведывательные подразделения, обнаружив в тылу противника ракетную батарею или 203-мм самоходную гаубицу, были обязаны сообщить об этом в штаб и атаковать, каковы бы ни были шансы.
Наши вероятные (и невероятные) противники это понимали, потому уже в мирное время предпринимали меры по охране и обороне особо важных объектов. На это Советская Армия отвечала усилением разведывательных подразделений. Ранее главной ударной силой разведывательных батальонов мотострелковых и танковых дивизий были плавающие танки ПТ-76. При мне их заменяли на Т-55 и Т-64.
Служба в учебке медом не казалась. Учебная дивизия в любой момент по тревоге разворачивалась в боевую. Тревог таких хватало. Потому у всех нас было как бы сразу две службы в одно время: и подготовка сержантов, и сохранение мобилизационной готовности соединения.
Но это не все. После выхода дивизии по тревоге на месте оставался второй комплект вооружения, боевой техники, транспорта, боеприпасов и ядро (то есть группа офицеров) для приема резервистов и развертывания дивизии второго формирования.
За время службы мне пришлось побывать как в первом составе, так и в ядре. Быстро убедился, что власть наша родная зря денег никому не платит и воинскими званиями на халяву не балует.
Служба осложнялась не в последнюю очередь нехваткой командных командиров. Из дивизии постоянно забирали офицеров в длительные зарубежные командировки: на Кубу, в Египет, Сирию, во Вьетнам и еще черт знает куда. Но был приказ Министра обороны должности убывших в длительные командировки не занимать. Должности оставались вакантными, но работу за убывших кто-то должен был выполнять.
В моем батальоне, например, не было начальника штаба. Он воевал в Африке. И нового прислать на это место не могли. Потому командир первой роты временно (три года) выполнял его обязанности. Но если нет ротного на месте, командир первого взвода работал за него. А в полку еще много свободных мест: где-то воевал командир саперной роты, где-то кого-то защищал начальник разведки. Чем выше должность отсутствующего, тем длиннее лесенка временно исполняющих обязанности. Где-то воевал начальник артиллерии нашей дивизии. На его месте, понятно, что временно, - командир артиллерийского полка. Тогда на его месте - зам командира. А на его месте - командир третьего дивизиона. И далее - его зам, командир батареи, командир огневого взвода. А взводом сержант командовал.
Дивизия моя готовила сержантов, и некоторые из них получали офицерские должности.
Курс подготовки сержантов - полгода. Получали новобранцев эшелонами, через шесть месяцев, присвоив лычки приказом командира дивизии, отправляли в войска. Сдал экзамены - младший сержант, сдал на отлично - сержант. Готовили разведчиков по существу к самоубийственным действиям, но гибелью разведывательных групп обеспечивали выживание главных сил.
В 66-й гвардейской учебной мотострелковой дивизии я сделал четыре отличных выпуска. Следующая ступень служебной лестницы - Разведывательный отдел штаба Приволжского военного округа.
Куйбышев был секретной резервной столицей Советского Союза. Штаб округа - на берегу Волги, а за штабом грандиозная площадь. Говорят, одна из самых больших в Европе, если не в мире. Под той площадью, как все мы теперь знаем, был тайный командный пункт товарища Сталина, в сравнении с которым командные пункты Гитлера и Чёрчилля выглядят очень даже не солидно и не серьезно.
Кстати, о Чёрчилле. Давайте послушаем, как это имя произносят британцы. На мой взгляд, в этом имени звучит «ё». Зря мы эту букву забываем, зря из языка выбрасываем. Наш язык и так обеднен за последние десятилетия. А в этой букве столько мягкости и нежности, которой так не хватает нашим черствым душам.
И если уж об этой красивой букве речь зашла, то давайте подумаем над тем, почему наш добрый народ норовит все время расставить точки над «и», которые вовсе расставлять не нужно. И почему наш народ точек над «ё» расставлять не спешит? Кроме как свойствами загадочной русской души такие вещи мне объяснить не удается.
Так мы о чем? Ах, да, - о запасной столице.
При Хрущеве и Брежневе роль Куйбышева как тайной резервной столицы страны сохранялась. Потому штаб Приволжского военного округа тайно нес дополнительную нагрузку, - в случае обострения тут разворачивались запасные командные пункты Ставки Верховного Главнокомандующего и Генерального штаба и стратегический узел связи.
В коридоре Разведывательного отдела штаба Приволжского военного округа судьба столкнула с той, о которой в «Аквариуме» одна только строка: звонкая девочка из группы контроля.
После года службы в этом штабе, - три года Военно-дипломатической академии Советской Армии, четыре года работа в агентурном добывании и уход.
Разоблачители ищут и находят несоответствия в биографиях Виктора Суворова и Владимира Резуна.
Зря стараетесь, граждане, - соответствия и не должно было быть. Если бы я назвал точно имена, места и даты, то это было бы подлостью по отношению к моим товарищам, сослуживцам и командирам. Потому сместил повествование по месту и времени, изменил имена. В своих книгах совершенно сознательно работал на понижение.
Виктор Суворов - колхозный шоферюга, который на базаре торгует арбузами и травит Днепр ядовитой мерзостью. А Владимира Резуна с 11 лет готовили в особых военных учебных заведениях.
Виктор Суворов поступил на первый курс Харьковского гвардейского танкового командного училища. А Владимир Резун - сразу на второй курс Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени Фрунзе.
Виктор Суворов служил в штабе Прикарпатского военного округа, а Владимир Резун - штабе Приволжского, в секретной запасной столицей Советского Союза.
Виктор Суворов попал в номенклатуру Центрального Комитета старшим лейтенантом, а прыткий Резун - еще лейтенантом, побив все рекорды.
В "Аквариуме" Суворов одной строкой описал звонкую девочку, а у Резуна одной строкой не обошлось.
Всем выпускникам Первого факультета Военно-дипломатической академии положен еще как минимум один год подготовки в разных управлениях ГРУ. Через тот год прошел и Виктор Суворов, а Резун попал на боевую работу за рубеж самым первым из всего выпуска, минуя этот год дополнительной подготовки.
Виктор Суворов работал в Вене, - во втором по значению центре мирового шпионажа, Резун - в Женеве, в главной столице.
В "Аквариуме" у меня один Навигатор, а в настоящей жизни сменилось три резидента, два умных, третий - не очень. Когда через несколько лет после всего случившегося этот третий умер, никто из ГРУ не пришел его хоронить, хотя был он генерал-майором. Его люто ненавидели все, и начальники, и подчиненные. Полосатые штаны он заработал только потому, что брат его был помощником у товарища Брежнева. Этот умник в генеральских штанах рос в высоких кабинетах Москвы, первая должность за рубежом - высшая из всех возможных, - резидент ГРУ в Женеве. Он провалил все, что можно было провалить. Его образом не стал поганить свою книгу. И настоящих причин ухода никогда не объяснял.
Виктор Суворов бежал один из Австрии, Владимир Резун - с женой и малыми детьми из Швейцарии.
Я к чему? К тому, что и "Рассказы освободителя", и "Аквариум" были написаны и опубликованы во времена товарищей Брежнева и Андропова, когда союз нерушимый республик свободных был велик и могуч, когда мало кто верил, что скоро его не будет. "Аквариум" - не обо мне, не о моих похождениях, а о том, как работает военная разведка, от батальона и выше до самых важных резидентур.
Того, кто в стратегической агентурной разведке плохо работает, выгоняют после первого года. Я же отбыл полный срок командировки, все три года. В качестве исключения был оставлен на четвертый год, в качестве особого исключения - на пятый.
Чтобы никому не причинять неудобств, назвался чужим именем и решил псевдоним никогда не раскрывать. Это сделал начальник ГРУ генерал-полковник Е.Л. Тимохин:
"Псевдоним "Суворов" взял себе бывший майор Резун Владимир Богданович." ("Красная Звезда" 29 апреля 1992 года).
Теперь к главному.
А что у нас главное?
Главное - «Ледокол».
В Советском Союзе изучение войны запрещалось и преследовалось. Песни задушевные про войну петь, - это пожалуйста. Уродливую бабу в Сталинграде слепить, - денег не жалко. А то что бетон через пару десятков лет растрескается, статуя на рукотворном кургане неизбежно накрениться и просядет, это никого не волновало. Давай бюджет сейчас, а проблемы пусть грядущие поколения решают.
Так вот: государство наше родное возводило циклопических идолов на курганах, денег на то не жалело, это чтобы патриотизм подстегнуть (и бюджет распилить), а к архивам войны доступ был намертво закрыт. Это и привлекло мое внимание. Война вроде бы и Великая, вроде бы и Отечественная, да только в детали вникать не рекомендуется. Что-то там прячут. Интересно, а что именно?
Сижу в академии на лекции, мне матерый волк агентурного добывания объясняют, какие признаки разведчик должен искать для того, чтобы определить, готовит супостат нападение или нет. Среди этих признаков: противник подтягивает к границе штабы и командные пункты, узлы связи и стратегические запасы топлива, боеприпасов, инженерного имущества, разворачивает аэродромную сеть...
А следующую лекцию другой полковник читает о нашей вопиющей глупости 1941 года: ничего не соображающие сталинские генералы и маршалы подтянули к границе штабы и командные пункты, узлы связи и стратегические запасы топлива, боеприпасов, инженерного имущества, развернули аэродромную сеть. Одновременно строили в западных районах страны 254 аэродрома! Да с бетонными полосами! Завезли туда топливо, продовольствие, бомбы, землянок нарыли, палаток наставили, немцы пришли на все готовенькое: на складах картошка тоннами, капуста в бочках, в санчасти - бинты, даже и бомбы советские сгодились, самолету один черт, какие бомбы под него вешают. Не было бы этих аэродромов, не было бы немецким летчикам такого раздолья в нашем небе, особенно в распутицу.
И все мы смеялись над глупостью товарища Сталина и его генералов. Над нами до сих пор весь мир смеется. А смеяться не надо. Не для Гитлера и его асов те аэродромы готовили, а для внезапного удара по Гитлеру. И ничего в том нет зазорного. Это же Гитлер!
Не надо семь пядей во лбу иметь, чтобы сообразить: Сталин готовил нападение. А уяснив это, надо брать любой аспект подготовки страны к войне, и мы невооруженным глазом увидим доказательства этому простому предположению.
Вот были в мирное время подготовлены партизанские отряды, их разогнали прямо перед войной. Почему? Да потому, что готовились воевать на чужой территории.
Наготовили неимоверное количество парашютистов, которые в оборонительной войне вовсе не нужны. Зачем? Да все за тем же.
Множество вопросов в своих книгах не рассматривал. Тема-то неисчерпаемая. Но возьмите любой непонятный вопрос, и «Ледокол», как золотой ключик, вам ответ откроет.
А мне говорят: в настоящей науке действуют не так: собирают факты, анализируют их, потом выводы делают. А у тебя наоборот: сначала вывод сделал, а потом этим выводом щелкаешь как орешки любые факты. Это не научный подход!
Это и впрямь подход не научный.
Это подход разведывательный, - усечь какую-то мелкую странность, какой-то пустячок. Вот веточка на тропинке поломанная. Отчего бы вдруг? Найти этому странному факту объяснение, а уж тогда станет понятно и все остальное.
Кстати, так не только разведка действует. Про Холмса книжки читали? Во! Так этот самый Холмс тоже внимание обращал на какие-то странные соринки, травинки и пятнышки, находил логику в вещах на первый взгляд нелогичных, и тогда все остальные факты становились понятными.
Аналитик военной разведки работает как следователь. Никто ему логику событий раскрывать не будет. В том его работа и заключается, чтобы логику эту найти.
И сейфов перед разведчиком никто распахивать не станет. Кстати, и перед историком - тоже. Потому историк и разведчик - смежные профессии. Их задача, - в хранилища тайн проникнуть. А если не выходит к бумагам тем доступ получить, тогда остается только вычислить те тайны, которые сейфах и хранилищах прячут.
Постижение тайн истории - это разведка прошлого. И храбрости историку требуется никак не меньше. Рискует он жизнью, как и разведчик: голову ведь могут оторвать. Или еще что.
«Ледокол» сел писать в первую после ухода ночь. Думал уложиться в одну статью. Написал её, но сообразил, что для её понимания надо написать еще две поясняющих статьи, а для их понимания - еще четыре.
Статьи множились, превращаясь в главы, однако надо было на что-то жить. Пришлось, не прекращая работы над главной темой, на первый план выдвинуть другую. За несколько месяцев написал «Рассказы освободителя». Для этого не надо было составлять картотеки, собирать заново сведения о дивизиях и корпусах, о генералах и маршалах, перечитывать книги отрочества и юности.
«Рассказы освободителя» - про то, как был курсантом, как сидел на гауптвахте, как чистил генеральские сортиры, как стал офицером, как освобождал братскую страну, которая норовила с верного пути свернуть.
Найти литературного агента, издателя, переводчика, проверять перевод, редактировать, - все это требует времени, терпения и нервов. Книжка вышла только в 1981 году. Издатель настаивал публиковать под настоящим именем. В этом случае бестселлер гарантирован. Если же под псевдонимом, то аванс будет мизерным, тиражи - как уж получится.
Мне не хотелось никому доставлять неприятностей, потому твердо решил - только под псевдонимом. Тогда вопрос, - под каким? Он говорит, что должно быть что-то русское, лучше три слога, и чтобы как-то было с армией связано, но чтобы читатель не знал, как именно это связано. Что-то где-то слыхал, но не уверен.
Предлагаю: Калашников!
Он: нет, этого мы знаем. Да и слогов четыре. Короче надо.
Я ему: Суворов.
А это кто? - спрашивает.

(3)